И сказал он в ответ: "Земля приносит вам свои плоды, и вы не будите нуждаться, если только будете знать, как наполнить свои ладони.
Алмустафа, избранный
и возлюбленный, заря своего дня, двенадцать лет ждал в городе Орфалесе возвращения корабля, который должен был увезти его на остров, где он родился.
На двенадцатый год в седьмой день Айлула, месяца урожая, он поднялся на холм, лежащий за стенами города, обратил взор к морю и заметил свой корабль, приближающийся вместе с туманом
Тогда распахнулись врата его сердца, и радость его полетела далеко над морем. Он закрыл глаза и молился в безмолвиях своей души.
Но только сошел он с холма, как его охватила немая грусть, и подумал он в сердце своем:
"Как уйти мне с миром и без печали? Нет, не оставить мне этот город, не поранив дух.
Долгими были дни страданий, проведенные за его стенами, и долгими были ночи одиночества; а кто может расстаться со своими страданием и одиночеством без сожаления?
Слишком много осколков духа рассеял я по этим улицам, и слишком много детей моих стремлений бродят нагими меж этих холмов, и я не могу уйти от них легко и без боли.
Не одежду сбрасываю я сегодня, а собственными руками сдираю с себя кожу.
Не мысль я оставляю после себя, а сердце, умягченное голодом и жаждой".
Нельзя мне более медлить.
Море, которое зовет к себе все сущее, зовет и меня, и я должен отплыть.
Ибо остаться - значит замерзнуть, заледенеть, сделаться застывшим слепком, хотя часы ночные и пламенны.
Хотел бы я взять с собою все. Но как?
Голос не может взять с собою язык и уста, которые дали ему крылья. Он должен устремляться в эфир один.
И
орел один летит к солнцу, оставив родное гнездо.
Дойдя до подножия холма, он вновь обернулся к морю и увидел, что его корабль приближается к берегу, а на палубе моряки - сыновья его земли.
И воззвала к ним его душа и он сказал:
Сыновья праматери моей, вы, оседлавшие гребни волн,
Сколько раз приплывали вы в моих снах. Вот вы пришли в мое пробуждение, которое есть мой более глубокий сон.
Я готов пуститься в плавание, и мое нетерпение, подняв все паруса, ждет ветра.
Лишь глотну этого спокойного воздуха, взгляну с любовью назад,
И тогда я встану среди вас, - мореплаватель среди мореплавателей.
О бескрайнее море, дремлющая мать,
Только в тебе находят свободу река и ручей.
Лишь один поворот сделает этот ручей,
Лишь еще один его всплеск раздастся на этой поляне, -
И я вольюсь в тебя, беспредельная капля в беспредельный океан.
И когда он шел, он увидел издали мужчин и женщин: они оставили свои поля и виноградники и спешили к городским воротам.
И он слышал их голоса, которые выкрикивали его имя, неслись от поля к полю и возвещали друг другу приход его корабля.
И сказал он себе:
"Будет ли день расставания днем жатвы?
Скажут ли, что вечер мой был воистину моей зарей?
Что дать мне тому, кто бросил свой плуг посреди борозды, или тому, или тому, кто оставил колесо своего виноградного точила?
Станет ли мое сердце плодоносным деревом, чтобы я собрал плоды и дал им?
И будут ли мои желания подобны роднику, чтобы я мог наполнить их чаши?
Разве я арфа, чтобы рука могущества касалась меня, разве я флейта, чтобы его дыхание излилось сквозь меня?
Я искатель безмолвий, но какое сокровище нашел я в безмолвиях, чтобы с уверенностью раздавать?
Если это день моего урожая, то какие поля засеял я зернами и в какие незапамятные времена?
Если это воистину час, когда я поднимаю свой светильник, то не мое пламя будет гореть в нем.
Пустым и темным подниму я свой светильник,
И хранитель ночи наполнит его маслом и он же зажжет его."
Такие слова сказал он. Но много неизреченного осталось в его сердце. Ибо сам он не мог высказать своей более глубокой тайны.
И когда он вступил в город, весь народ вышел ему навстречу, и все плакали перед ним в один голос.
И старшины города вышли вперед и сказали:
"Не покидай нас. Ты был полуднем в наших сумерках, и твоя молодость даровала нам мечты. Ты не чужой среди нас и не гость, а сын и возлюбленный наш. Не заставляй же наши глаза тосковать по твоему лику."
И жрецы и жрицы сказали ему:
"Не дай волнам морским разлучить нас теперь, и не дай, чтобы годы, которые ты провел среди нас, стали воспоминанием.
Ты блуждал среди нас, дух, и твоя тень была светом на наших лицах.
Мы так любили тебя! Но молчалива и скрыта покровами была наша любовь.
А сейчас она громко взывает к тебе и открыто встает пред тобою.
Всегда было так - глубина любви не познается раньше часа разлуки".
И пришли также другие и умоляли его, но он не отвечал им. Он только склонил свою голову; и те, что стояли рядом, видели его слезы, падающие ему на грудь.
Вместе с людьми пошел он к большой площади перед храмом.
И вышла из святилища женщина по имени Алмитра. Была она прорицательницей.
Он взглянул на нее с глубокой нежностью, ибо это она первая нашла его и поверила в него, когда он пробыл всего день в их городе.
И она приветствовала его, сказав:
"Пророк Божий, разыскивая окончательное, долго искал ты в далях свой корабль.
И вот корабль твой прибыл, пора тебе отправляться.
Глубока твоя тоска по земле твоих воспоминаний и обители твоих сокровенных желаний; и любовь наша не свяжет тебя, и не удержат тебя наши нужды.
Однако об одном мы просим, прежде чем ты оставил нас: поведай нам и дай нам от твоей истины.
А мы передадим нашим детям, они своим детям, и это не погибнет.
В одиночество ты взирал на наши дни, и, бодрствуя, слышал плач и смех нашего сна.
Поэтому теперь открой нам нас самих, и расскажи нам все известное тебе о том, что есть между рождением и смертью".
И ответил он:
"Люди Орфалеса, о чем еще могу я сказать, как не о том, что и сейчас шевелится в ваших душах?"
Тогда промолвила Алмитра:"Скажи нам о Любви".
И он поднял голову и посмотрел на людей, и воцарилось молчание. Тогда сказал он громким голосом:
"Когда любовь зовет вас, следуйте за ней, хотя дороги ее трудны и тернисты.
Когда ее крылья осенят вас, отдайтесь ей, даже если вас ранит меч, скрытый в ее оперении.
И если она говорит с вами, верьте в нее, даже если ее голос рушит ваши мечты, как северный ветер опустошает сад.
Ибо как любовь венчает вас, так она вас и распинает. Как она растит вас, так она и подрезает.
Как восходит она к вашей вершине и ласкает ваши нежные ветви, трепещущие на солнце, так же она спускается к вашим корням, вросшим в землю, и сотрясает их.
Как снопы пшеницы, собирает она вас вокруг себя.
Она обмолачивает вас, чтобы обнажить.
Она просеивает вас, чтобы освободить от шелухи.
Она размалывает вас до белизны.
Она месит вас, пока вы не станете мягкими;
А потом она предает вас своему священному огню, чтобы вы стали святым хлебом для святого Божьего празднества.
Все это творит над вами любовь, чтобы вы познали тайны своего сердца и через это познание стали частью сердца жизни.
Но если, убоявшись, вы будете искать в любви лишь покой и усладу, то лучше вам прикрыть свою наготу и, покинув ток любви,
Уйти в мир, не знающий времен года, где вы будете смеяться, но не от души, и плакать, но не в упоении.
Любовь дает лишь себя и берет лишь от себя.
Любовь ничем не владеет и не хочет, чтобы кто-нибудь владел ею;
Ибо любовь довольствуется любовью.
Если ты любишь, не говори: "Бог - в моем сердце", - скажи лучше: "Я - в сердце Божием".
И не думай, что ты можешь направлять пути любви, ибо если любовь сочтет тебя достойным, то она будет направлять твой путь.
У любви нет другого желания, кроме как обрести саму себя.
Но если ты любишь и нуждаешься в желаниях, пускай твоими будут желания -
Таять и походить на бегущий ручей, который напевает ночи свою мелодию.
Познавать боль от слишком сильной нежности.
Ранить себя собственным постижением любви.
И истекать кровью добровольно и радостно.
Подниматься на заре с окрыленным сердцем и возносить благодарность за еще один день любви.
Отдыхать в полуденный час, размышляя о любовном экстазе.
Возвращаться вечером домой с благодарностью.
И засыпать с молитвой о возлюбленном в сердце своем и с песней хвалы на устах.
Потом вновь
заговорила Алмитра: "Что скажешь ты о браке, Мастер?"
И отвечал он: "Вы родились вместе и вместе пребудите вечно.
Вы будете вместе, когда белые крылья смерти развеют ваши дни.
Вы будете вместе даже в безмолвной памяти Божией.
Но пусть близость ваша не будет чрезмерной,
И пусть ветры небесные пляшут между вами.
Любите друг друга, но не превращайте любовь в оковы:
Пускай лучше она будет волнующимся морем между берегами ваших душ.
Наполняйте чаши друг другу, но не пейте из одной чаши.
Давайте друг другу свой хлеб, но не ешьте от одного каравая.
Пойте, танцуйте вместе и радуйтесь, но пусть каждый из вас будет одинок, как одиноки струны лютни, хотя они трепещут едиой музыкой.
Отдайте ваши сердца, но не во владение друг другу.
Ибо лишь рука жизни может вместить ваши сердца.
Стойте вместе, но не слишком близко друг к другу:
Ибо колонны храма стоят порознь,
И дуб и кипарис растут не в тени друг друга.
И просила
женщина, державшая ребенка на руках: "Скажи нам о
Детях".
И он сказал:
"Ваши дети - не дети вам.
Они сыновья и дочери тоски Жизни по самой себе.
Они приходят благодаря вам, но не от вас,
И хотя они с вами, они не принадлежат вам.
Вы можете дать им вашу любовь, но не ваши мысли,
Ибо у них есть свои мысли.
Вы можете дать пристанище их телам, но не их душам,
Ибо их души обитают в доме завтрашнего дня, где вы не можете побывать даже в мечтах.
Вы можете стараться походить на них, но не стремитесь сделать их похожими на себя.
Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне.
Вы - луки, из которых ваши дети, как живые стрелы, посланы вперед.
Стрелок видит цель на пути бесконечности и сгибает вас Своей силой, чтобы стрелы летели быстро и далеко.
Пусть ваш изгиб в руке стрелка станет вам радостью;
Ибо как любит Он летящую стрелу, так любит Он и лук, остающийся на месте".
Тогда попросил
богатый человек: "Скажи нам о Даянии".
И он ответил: "Вы даете лишь малую толику, когда даете от своего достояния. Вы истинно даете, лишь когда даете от самих себя. Ибо что есть ваше достояние как не вещи, которые вы храните и стережете из страха, что они могут понадобиться вам завтра?
А завтра? Что принесет завтра самой сметливой собаке, которая зарывает кость в песок пустыни, идя вслед за паломниками в святой город?
Что есть страх перед нуждой, как не сама нужда?
Разве боязнь жажды, когда ваш колодец полон, не есть неутолимая жажда?
Есть такие, которые дают мало от многого, чем владеют, - они дают с тем, чтобы прославиться, и это тайное желание делает их дары отвратительными.
И есть такие, которые дают все то малое, что есть у них.
Они верят в жизнь и в щедрость жизни, и их казна никогда не скудеет.
Есть такие, которые дают с радостью, и эта радость - награда им.
Есть такие, которые дают с болью, и эта боль - их крещенье.
И есть такие, которые дают и не знают при этом боли, они не ищут радости и не дают в надежде, что им зачтется;
Они дают так же, как мирт вон там в долине струит свое благоуханье в пространство.
Руками подобных им говорит Бог, и их глазами Он улыбается земле.
Хорошо давать, когда просят, но лучше давать без просьбы, предугадывая.
Для щедрого искать того, кто получит, - радость большая, чем само даяние. Есть ли такое добро, которого вы могли бы не дать?
Все, чем вы владеете, будет однажды отдано;
Поэтому давайте сейчас, чтобы время даяния было вашим, а не временем ваших наследников".
Часто вы говорите: "Я дал бы, но только достойному".
Деревья в вашем саду и стада на ваших пастбищах не говорят так.
Они дают, чтобы жить, ибо удержать - значит погибнуть.
Истинно, тот, кто достоин получить свои дни и ночи, заслуживает от вас всего остального.
И тот, кто удостоился испить из океана жизни, достоин наполнить свою чашу из вашего малого ручья. Какая награда может быть больше той, что скрыта в мужестве, доверии, даже милосердии приятия?
Кто вы есть, чтобы люди раскрывались перед вами и снимали покровы со своей гордости, чтобы вы увидели достоинство их наготы и их гордость, свободную от смущения?
Посмотрите сначала, достойны ли вы сами давать и быть орудием даяния.
Ибо воистину, только жизнь дает самой жизни, а вы, считающие себя дающими, - лишь свидетели.
Вы, принимающие даяния, - а вы все принимаете, - не возлагайте на себя бремя благодарности, дабы не надеть ярмо на себя и на дающего.
Лучше поднимайтесь вместе с дающим на его дарах, как на крыльях;
Ибо сверх меры печься о своем долге - значит усомниться в великодушии того, для кого мать - щедрая земля, а отец - Бог.
Тогда попросил
старик корчмарь: "Скажи нам о Еде и Питье".
И он сказал: "О, если б только вы могли жить благоуханием земли и, как воздушные растения, питаться светом.
Но раз вынуждены вы убивать, чтобы насытиться, и лишать детеныша материнского молока, чтобы утолить свою жажду, пусть тогда это будет актом поклонения.
И пусть стол ваш станет алтарем, на который чистых и невинных из леса и равнины приносят в жертву еще более чистому и невинному в человеке.
Когда вы убиваете зверя, скажите ему в своем сердце:
Та же сила, что сразила тебя, сразит и меня, и меня тоже поглотят.
Ибо закон, который отдал тебя в мои руки, отдаст меня в руки еще более могущественные.
Твоя кровь и моя кровь - не что иное, как сок, питающий древо небес.
Когда вы надкусываете зубами яблоко, скажите ему в своем сердце:
Твои зерна будут жить в моем теле, бутоны твоего завтрашнего дня распустятся в моем сердце,
Твой аромат станет моим дыханием.
И вместе мы будем радоваться во все времена года.
Осенью, когда вы собираете виноград в своих виноградниках, чтобы точить из гроздий сок, скажите в своем сердце:
Я тоже виноградник, и мои плоды попадут в точило, и, как молодое вино, меня будут хранить в вечных сосудах.
И зимой, когда вы черпаете вино, воспевайте в своем сердце каждую чашу:
И пусть будет в песне память об осенних днях, о винограднике и о точиле".
Потом просил
пахарь: "Скажи нам о Труде".
И сказал он в ответ:
"Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.
Ибо быть бездельником - значит стать чужим для времен года и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и в гордом смирении.
Когда вы трудитесь, вы - флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.
Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?
Всегда говорили вам, что труд - проклятье, и работа - тягость.
А я говорю вам: когда вы трудитесь, вы исполняете часть самой ранней мечты земли, уготованную вам в те времена, когда эта мечта родилась,
И, работая, вы истинно любите жизнь
А возлюбить жизнь через работу - значит приблизиться к глубочайшей тайне жизни.
Но если вы в своем страдании называете рожденье горем и заботу о плоти - проклятьем, начертанным на вашем челе, то я отвечу: ничто, кроме пота на вашем челе, не сотрет начертанного.
Говорили вам также, что жизнь есть тьма, и вы в усталости своей вторите тому, что было сказано уставшими.
А я говорю: жизнь на самом деле есть тьма, но только когда нет стремления,
Всякое стремление слепо, когда нет знания,
Всякое знание тщетно, когда нет труда,
Всякий труд бесполезен, когда нет любви;
И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом".
А что значит трудиться с любовью? Это - ткать одежды из нитей своего сердца, как будто те одежды наденет твой возлюбленный.
Это - сеять зерна с нежность. и убирать урожай с радостью, как будто те плоды будет вкушать твой возлюбленный.
Это - наполнять все, что ты делаешь, дыханием своего духа. И знать, что все благословенные усопшие стоят подле и взирают на тебя.
Часто я слышал, как вы говорили, будто во сне: "Тот, кто ваяет из мрамора и обретает в камне образ своей души, благороднее того, кто пашет землю. И тот, кто ловит радугу, чтобы перенести ее на холст в облике человека, - выше того, кто плетет сандалии для наших ног".
Но я говорю, не во сне, а в ясном бодрствовании полудня, что ветер ветер беседует с могучим дубом так же нежно, как и с тончайшими стебельками травы;
И лишь тот велик, кто превращает голос ветра в песню, становящуюся нежнее от его любви.
Труд - это любовь, ставшая зримой.
Если вы не можете трудиться с любовью, а трудитесь лишь с отвращением, то лучше вам оставить свой труд, сесть у врат храма и собирать милостыню у тех, кто трудиться с радостью.
Если вы печете хлеб равнодушно, то ваш хлеб горек, и он лишь наполовину утоляет голод человека.
Если вы точите из гроздий сок с недобрым чувством, то оно отравляет вино.
Если даже вы поете, как ангелы, но не любите петь, то вы не даете людским ушам услышать голоса дня и голоса ночи.
Потом просила
женщина: "Скажи нам о Радости и Печали".
И он ответил: "Ваша радость-это ваша печаль без маски. Тот источник, из которого доносится ваш смех, часто бывал полон вашими слезами.
А разве бывает иначе?
Чем глубже печаль проникает в ваше естество, тем большую радость вы можете вместить.
Разве чаша, что хранит ваше вино, не была обожжена в печи гончара?
И разве лютня, что утешает ваш дух, не была вырезана из дерева ножом?
Когда вы радуетесь, вглядитесь в глубину своего сердца и увидите, что ныне вы радуетесь именно тому, что прежде печалило вас.
Когда вы печалитесь, снова вглядитесь в свое сердце, и уваидите, что воистину вы плачите о том, что было вашей отрадой.
Некоторые из вас говорят:"Радость сильнее печали", а другие говорят:"Нет, печаль сильнее".
Но я говорю вам: они нераздельны.
Вместе они приходят, и когда одна из них сидит с вами за столом, помните, что другая спит в вашей постели. Истинно, вы, как чаши весов колеблетесь между своей печалью и радостью.
Лишь когда вы пусты, вы в покое и уравновешены. Когда же хранитель сокровищ возьмет вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, ваша радость и печаль непременно поднимется или опустится".
Тогда вышел
вперед каменщик и просил: "Скажи нам о Жилищах".
И сказал он в ответ:
"Постройте в пустынном месте беседку из своих мысленных образов, прежде чем строить жилище в стенах города.
Ибо, как вы в возвращаетесь домой в своих сумерках, так возвращается странник в вас, вечно далекий и одинокий.
Жилище ваше-это ваше увеличенное тело.
Оно растет под солнцем и спит в ночной тиши, и ему снятся сны. Разве не спит ваше жилище и не уходит оно во сне из города в рощу или на вершину холма?
Если б я мог собрать ваши жилища в свои ладони и, как сеятель, разбросать их по лесам и лугам!
Если бы долины были вашими улицами и зеленые тропы-аллеями, чтобы вы могли искать друг друга в виноградниках и приходить с ароматом земли в своих одеждах!
Но этому не настал еще срок.
В страхе своем ваши праотцы собрали ва слишком близко друг к другу. Не сразу исчезает этот страх. Не сразу перестанут городские стены отделять очаги ваши от ваших полей".
Скажите мне, люди Орфалеса, что у вас в этих жилищах?
Что стережете вы за запертыми дверями?
Есть ли у вас мир, безмятежное стремление-свидетельство вашей силы?
Есть ли у вас
воспоминания-мерцающие своды, что соединяют вершины ума? Есть ли у вас красота
уводящая сердце от вещей из дерева и камня к святой горе? Скажите мне, еть ли
это в ваших жилищах? Или у вас есть лишь комфорт и жажда комфорта-то потаенное, что входит в дом, как гость, становится хозяином, а затем и властелином?
Да, оно становится укротителем, крючьеями и плетью делает марионеток из ваших пылких желаний.
Хотя руки его нежны, как шелк, с
ердце его-из железа. Оно убаюкивает вас лишь для того, чтобы стоять у вашей постели и глумиться над достоинством плоти. Оно высмеивает ваши глубокте чувства и укладывает их в мягкие листья, как в хрупкие сосуды.
Истинно, жажда комфорта убивает страсть души, а потом участвует, ухмыляясь, в погребальном шествии.
Но вы, дети пространства, вы, беспокойные даже в покое, вас не заманить в ловушку и не укротить. Не якорем, а мачтой пусть будет ваше жилище.
Не блестящей пленкой, что покрывает рану, пусть будет оно, а веком, что защищает глаз. Вы не сложите крылья, чтобы пройти в дверь, не склоните голову, чтобы не удариться о стропила, и не будите сдерживать дыхание из страха, что стены потрескаются и рухнут.
Вы не станете жить в гробницах, возведенных мертвыми для живых. И каким бы великолепным и величественным ни было бы ваше жилище, ему не удержать вашей тайны и не скрыть вашего стремления.
Ибо то, что в вас безгранично, пребывает в небесной обители, врата которой-утренний туман, а окна-песни и безмолвия ночи.
И просил ткач:
"Скажи нам об Одежде".
И он ответил: "Ваша одежда скрывает много вашей красоты и все же не прячет уродства.
Вы ищете в одеяниях свободу уединения, но обретаете в них узду и оковы.
Лучше бы вы подставили солнцу и ветру вашу кожу, а не одежды!
Ибо дыхание жизни-в солнечном свете, и рука жизни-в ветре".
Иные из вас говорят: "Это северный ветер соткал одежды, которые мы носим".
А я говорю: "Да, это северный ветер,
Но стыд был ему ткацким станком, а вялость мускулов-нитью".
И, закончив свой труд, он смеялся в лесу.
Не забывайте, что стыдливость-щит от глаз порочности.
А когда порочность исчезнет, чем будет стыдливость, как не оковами и мусором разума?
Не забывывайте, что земле приятно прикосновение ваших босых ног и ветры жаждут играть вашими волосами".
И просил
торговец: "Скажи нам о Купле и Продаже".
В обмене дарами земли вы обретаете достаток и удовлетворение.
Но если в обмене не будет любви и доброй справедливости, то одних он приведет к жадности, а других к голоду.
Когда вы, труженики моря, полей и виноградников, повстречаете на рыночной площади ткачей, гончарови собирателей пряностей,
Взывайте тогда к духу-владыке земли, чтобы он появился среди вас и освятил весы и расчеты, сравнивающие одни ценности с другими. И не допускайте к обмену людей с пустыми руками, которые расплачиваются за ваш труд своими словами.
Скажите таким людям:
"Идите с нами в поле или отправляйтесь с нашими братьями в море и закиньте там свои сети;
Ибо земля и море будут так же щедры к вам, как и к нам".
И если туда придут певцы, плясуны и флейтисты, купите и их дары.
Июо они тоже, собиратели плодов и благовоний, и хотя то, что они приносят, соткано из грез,-это одеяние и пища для вашей души.
И прежде чем покинуть рыночную площадь, увертесь, что ни один не ушел оттуда с пустыми руками.
Ибо
дух-владыка земли-не заснет мирно на ветру, пока не исполнятся нужды самого
меньшего из вас".
Потом вышел городской судья и просил:
"Скажи нам о
Преступлении и Наказании".
И сказал он в ответ:
"В тот час, когда ваш дух странствует по ветру,
Вы, одинокие и беззащитные, причиняете зло другим, а значит, и себе.
И потому вы будете стучаться и ожидать, оставаясь незамеченными у врат благословенного.
Подобно океану ваше божественное Я;
Оно всегда остается незапятнанным.
И, как эфир, оно подъемлет лишь окрыленных.
Самому солнцу подобно ваше божественное Я;
Оно не знает ходов крота и не ищет змеиных нор.
Но не одно лишь божественное Я обитает в вашем существе.
Многое в вас уже человек, и многое в вас еще не человек, а лишь уродливый карлик-сонный, блуждает он в тумане в поисках своего пробуждения.
О человеке в вас хочу я сейчас сказать.
Ибо это он, а не ваше божественное Я и не карлик в тумане, знает о преступлении и наказании за преступление.
Часто я слышал, как вы говорили о том, кто творит зла, так, будто он не один из вас, а чужой вам и незванный гость в вашем мире.
Но я говорю: подобно тому, как святые и праведники не могут возвыситься над высочайшим, что есть в каждом из вас,
Так злочестивые и слабые не могут пасть ниже ничтожнейшего, что тоже есть в вас.
И как не единый лист не пожелтеет без молчаливого согласия всего дерева,
Так и причиняющий зло не может творить его без скрытой воли на то всех вас.
Подобно процессии, идете вы вместе к своему божественному Я. Вы-путь, и вы же путники.
И когда один из вас падает, он падает за тех, кто идет позади, предупреждая о камне преткновения.
Он падает и за тех, кто идет впереди, за тех, которые хотя и шагают быстрее и увереннее, но не убрали камень.
И вот что я скажу вам еще, хотя слово это тяжким грузом ляжет вам на сердце:
Убитый не беспричастен к своему убийству,
И ограбленный виновен в том, что его ограбили,
Праведник не безвинен в поступках нечестивого,
И чистый ото всякого греха не беспорочен в провинностях злодея.
Да, виновный часто бывает жертвой оскорбленного,
Но куда чаще осужденный несет бремя за неповинных и безупречных. Вам не дано отделить справедливого от несправедливого и благочестивого от злого;
Ибо они стоят вместе перед лицом солнца, подобно тому, как сплетены воедино черная нить и белая. И когда черная нить обрыватся, ткач осматривает всю ткань и проверяет ткацкий стан.
Если же кто приведет на суд неверную жену,
Пусть он также взвесит на весах сердце ее мужа и измерит мерилами его душу.
И пусть тот, кто захочет ударить обидчика, вникнет в дух обиженного.
И если кто из вас захочет покарать во имя справедливости и вонзить топор в худое дерево, пусть он посмотрит на его корни;
Истинно, он найдет корни хорошие и плохие, плодоносные и бесплодные, сплетенные воедино в молчаливом сердце земли.
А вы, судьи, которые хотят быть справедливыми,
Какой приговор вынесете вы тому, кто честен во плоти, но вор по духу?
Как можете вы обвинять того, кто умерщвляет по плоти, но сам умерщвлен по духу?
Как можете вы обвинять того, кто поступает как обманщик и притеснитель, но сам обижен и поруган?
Как вы покараете тех, чье раскаяние уже превосходит их злодеяния?
Не есть ли раскаяние - правосудие, что отправляется тем самым законом, которому вы с радостью бы услужили?
Но вы не можете внушить безвинному раскаяние и не можете сердце виноватого избавить от раскаяния.
Непрошенное, оно будет звать в ночи, чтобы люди проснулись и вгляделись в себя.
Вы, желающие
понять, что есть правосудие, как вам постичь его, пока вы не посмотрите на все
деяния при ясном свете? Лишь тогда узнаете вы, что поднявшийся и павший - один и тот же человек, стоящий в сумерках - между ночью своей сущности карлика и днем своей божественной сущности.
И что краеугольный камень храма не выше самого нижнего камня в его основании.
Потом спросил
законник: "А как же наши Законы, мастер?"
И он ответил:
"Вы охотно устанавливаете законы,
Но куда охотнее попираете их,
Как дети, которые играют на берегу океана, все время строят башни из песка, а потом смесь разрушает их.
Но пока вы строите свои башни из песка, океан вновь приносит песок на берег. Но когда вы разрушаете их, океан смеется вместе с вами.
Истинно, океан всегда смеется вместе с невинными.
Но как же те, для кого жизнь - не океан, и законы, созданные человеком, - не башни из песка,
Для кого жизнь - скала, а закон - резец, которым они обращают ее в свое подобие?
Что сказать о хромом, который ненавидит плясунов?
Что сказать о воле, который любит свое ярмо и мнит лесного лося и оленя бездомными бродягми?
Что сказать о старой змее, которая не в силах сбросить кожу и называет всех остальных голыми и бесстыжими?
И о том, кто рано приходит на свадебный пир и, пресытившись, уходит, заявляя, что все пиры отвратительны и все пирующие преступают закон?
Что сказать мне о них, кроме того, что они тоже стоят под лучами солнца, но спиною к нему?
Они видят лишь свои тени, и эти тени - законы для них.
Что для них солнце, как не создатель теней?
И что значит признавать законы, как не склоняться и чертить свои тени на земле?
Но вы, идущие лицом к солнцу, - какие образы, начертанные на земле, могут удержать вас?
Вы, странствующие с ветром, - какой флюгер укажет вам путь?
Какой человеческий закон свяжет вас, если вы сбросите свое ярмо, но не перед дверью тюрьмы человека?
Каких законов вы убоитесь, если будете плясать, не наталкиваясь на железные цепи человека?
И кто приведет вас на суд, если вы скинете с себя одежды, но не оставите их на пути человека?
Народ Орфалеса, ты можешь заглушить барабан и ослабить струны лиры, но кто возбранит жаворонку петь?
И просил оратор:
"Скажи нам о Свободе".
И он ответил: "У городских ворот и у ваших очагов я видел, как вы простираетесь ниц и поклоняетесь своей свободе - так рабы унижаются перед тираном и восхваляют его, хотя он и убивает их.
Да, в храмовой роще и в тени крепости я видел, как самые свободные из вас носят свою свободу, как ярмо и наручники.
И сердце мое обливалось кровью, ибо вы можете стать свободными лишь тогда, когда даже само желание искать свободу станет для вас уздой и вы перестанете говорить о свободе как о целе и осуществлении.
Истинно свободными вы станете не тогда, когда лишены забот будут ваши дни и когда выши ночи будут избавлены от нужды и горя,
Но лишь когда ваша жизнь будет повита ими, а вы подниметесь над ними нагие и без оков.
И как вам подняться над днями и ночами, не разорвав цепей, в которые вы заковали свой полдень на заре своего постижения?
Воистину, то, что вы зовете свободой, - самая прочная из этих цепей, хотя звенья ее блестят на солнце и ослепляют ваши глаза".
Что, как не частицы самих себя хотелось бы вам сбросить, чтобы обрести свободу?
Если это и несправедливый закон, который вы хотели бы отменить, но закон этот был начертан вашей же рукой на лбу вашем.
Вам не стереть его, даже если вы бросите в огонь книги законов; вам не смыть его со лбов ваших судей, даже если вы на них выльете целое море.
А если это деспот, которого вы хотели бы свергнуть с престола, то посмотрите прежде, разрушен ли его престол, воздвигнутый внутри вас.
Ибо как может тиран управлять свободными и гордыми, если нет в их свободе тирании и нет в их гордости стыда?
Если это забота, от которой вы хотели бы избавиться, то эта забота скорее была избрана вами, чем навязана вам.
И если это страх, который вы хотели бы изгнать, то сидит этот страх в вашем сердце, а не в руках устрашающего.
Истинно, все в вашем естестве движется в неизменном полуобъятии, - желанное и ужасающее, отталкивающее и заветное, то, что вы преследуете, и то, от чего сами бежали бы.
Все это движется внутри вас, как свет и тень, парами.
Когда тень бледнеет и исчезает, угасающий свет становится тенью другого света.
Так и ваша свобода, теряя оковы, сама становится оковами большей свободы.
Вновь заговорила
жрица и просила: "Скажи нам о Разуме и Страсти"
. И сказал он в ответ:
"Часто ваша душа - поле битвы, где разум
и рассудок ведут войну против страстей и влечений.
Если бы я мог стать миротворцем в душе вашей, если б мне удалось превратить разлад и соперничество ваших частиц в согласие и гармонию!
Но как мне достичь этого, если вы сами
не станете миротворцами, возлюбившими все
частицы свои?
Ваш разум и страсть - руль и паруса вашей
плывущей по морю души.
Если ваши паруса порваны или сломан руль, вы можете лишь
носиться по волнам и плыть по течению либо
недвижно стоять в открытом море.
Ибо разум, властвующий один,- сила
ограничивающая; а страсть без контроля - пламя,
сжигающее само себя.
Потому пусть ваша душа вознесет ваш разум
на вершину страсти, чтоб он мог петь; и пусть
она направляет вашу страсть разумно, чтобы страсть жила, каждый день воскресая, и, подобно фениксу, возрождалась из пепла.
Хотел бы я, чтобы вы считали ваш рассудок и
ваши влечения двумя дорогими гостями в своем
доме. Ведь не будете вы оказывать одному гостю
больше почестей, чем другому; ибо тот, кто
более внимателен к одному, теряет любовь и
доверие обоих.
Когда вы сидите среди холмов, в прохладной
тени серебристых тополей, разделяя мир и
спокойствие с дальними полями и лугами,- пусть
тогда ваше сердце промолвит в тишине: "Бог
покоится в разуме".
Когда разразится буря и могучий ветер
начнет сотрясать деревья в лесу, а гром и
молния возгласят величие неба,- пусть тогда
ваше сердце воскликнет в трепете: "Бог
движется в страсти".
И раз вы дыхание в Божьем мире и лист в
Божьем лесу, то и вы покойтесь в разуме и
двигайтесь в страсти".
Потом просила
женщина: "Скажи нам о Боли".
И он сказал: "Ваша боль-это раскалывание раковины,
которая заключает ваше понимание.
Как косточка плода дожна расколоться, чтобы
его сердцевина предстала солнцу, так и вы должны
познать боль.
Если бы ваше сердце не уставало изумляться
каждодневным чудесам жизни, то ваша боль казалась
бы вам не менее изумительной, чем ваша радость;
И вы приняли бы времена года своего
сердца, как всегда принимали времена года,
проходящие над вашими полями.
И вы безмятежно смотрели бы сквозь зимы
своей печали.
Многое из вашей боли избрано вами самими.
Это горькое зелье, которым лекарь в вас
исцеляет ваше больное Я.
Поэтому доверьтесь лекарю и пейте его
лекарства в молчании и спокойствии:
Ибо его руку, пусть тяжелую и жесткую, направляет заботливая
рука Незримого,
И хотя обжигает вам губы чаша, которую он
подносит; она сделана из глины, которую Гончар
смочил своими святыми слезами".
И просил мужчина:
"Скажи нам о Самопознании".
И он ответил: "Ваши сердца знают в безмолвии тайны
дней и ночей.
Ваши уши жаждут услышать знание вашего сердца.
Вам хочется познать в словах то, что вы
всегда знали в мыслях.
Вам хочется коснуться пальцами нагого тела ваших грез.
И это благо.
Тайный родник вашей души должен излиться и
с журчанием потечь к морю;
И сокровище собственных беспредельных
глубин откроется вашим глазам.
Но не стремитесь взвесить на весах ваше
неведомое сокровище;
И не пытайтесь измерить глубины своего
знания посохом и лотом.
Ибо Я - море беспредельное и безмерное.
Не говорите: "Я открыл истину", скажите лучше: "Я нашел некую истину".
Не говорите: "Я открыл путь души".
Скажите лучше: "Я повстречал душу, идущую моим путем".
Ибо душа ходит всеми путями.
Душа не идет в одном лишь направлении и не растет как тростник.
Душа раскрывается как лотос с бесчисленными лепестками".
Тогда просил
учитель: "Скажи нам об Учении".
И он сказал:
"Ни один человек ничего не может открыть
вам, кроме того, что лежит в полудреме на заре
вашего знания.
Учитель, шествующий в тени храма в
окружении последователей, дает не от своей
мудрости, а скорее от своей веры и любви.
Если он действительно мудр, то не повелит вам
войти в дом его мудрости, скорее он поведет вас к
порогу вашего ума.
Астроном будет говорить вам о своем
понимании пространства, но не даст вам
это понимание.
Музыкант может передать вам ритм, которым
полнится все пространство, но не может дать
вам ни слух, который улавливает ритм, ни голос,
что вторит ему.
И посвященный в науку чисел может сказать
о мире весов и мер, но не может ввести вас
туда.
Ибо видение одного человека не дает крыльев
другому.
И как каждый из вас стоит одиноко в
Божием знании, так должно каждому из вас быть
одиноким в своем знании Бога и в своем
постижении земли".
И просил юноша:
"Скажи нам о Дружбе".
И он сказал в ответ: "Твой друг - это твои осуществленные потребности
Он - поле твое, которое ты засеваешь с любовью и с которого собираешь урожай со словами благодарности.
Он твой стол и твой очаг. Ибо ты приходишь к
нему алчущий и у него ищешь мира.
Когда твой друг раскрывается перед тобой, не бойся сказать про себя "нет" и не утаивай "да".
И когда он молчит, сердце твое да не
перестает слушать его сердце;
Ибо в дружбе все мысли, все желания, все
надежды рождаются и разделяются без слов, в
безмолвной радости.
Когда ты разлучаешься с другом, не горюй;
Ибо то, что ты более всего любишь в нем,
становится яснее в его отсутствии, ведь
скалолаз яснее видит гору с равнины.
И пусть не будет никакой цели в дружбе, кроме
проникновения в глубины духа.
Ибо любовь, которая ищет что-либо помимо
раскрытия своей собственной тайны, - это не
любовь, а расставленные сети, в которые
улавливается лишь бесполезное.
И пусть лучшее в тебе будет для твоего друга.
Если ему суждено узнать отливы твоего
моря, пусть он знает и его приливы.
Зачем тебе друг, если ты ищешь его лишь
для того, чтобы убить время?
Всегда ищи его, чтобы прожить время.
Ибо он призван исполнить твои потребности, но не наполнить твою пустоту.
И пусть смех и взаимное удовольствие сопутствуют
сладости дружбы.
Ибо в росе малостей сердце встречает свое утро и освежается".
Потом просил
ученый: "Скажи нам о Речи".
И сказал он в ответ: "Вы прибегаете к словам, когда вы в разладе со своими мыслями;
И когда вы не можете долее обитать в
одиночестве своего сердца, вы переселяетесь на
уста, и звук становится отвлечением и забавой.
Во многих ваших речах мысль наполовину
убита.
Ибо мысль - птица в пространстве, которая хотя и
может раскинуть крылья в клетке из слов, но не
может взлететь.
Есть среди вас такие, что ищут
многоречивого из страха перед одиночеством.
В молчании одиночества их глазам предстает их
нагая суть, и они бегут прочь.
И есть такие, что невольно открывают в
беседе истину, которую сами не понимают.
И есть, такие, что хранят истину в себе,
но не облекают ее в слова.
В сердце подобных им обитает дух в размеренном молчании.
Где бы вы ни встретили друга - на обочине дороги или на рыночной площади, - пусть дух в вас движет вашими устами и повелевает языком.
Пусть голос вашего голоса говорит уху его
уха;
Ибо его душа будет хранить истину вашего
сердца так же, как вспоминается вкус вина,
Когда цвет забыт и нет более сосуда".
И спросил
астроном: "Мастер, а как же Время?"
И он ответил: "Вы хотите измерить время безмерное и
неизмеримое,
Вы хотите приспособить свое поведение и дух свой подчинить часам и временам года.
Из времени вы хотите сделать ручей, чтобы сесть
на берегу и следить за его течением.
Но вневременное в вас осознает вневременностъ жизни.
И знает, что вчерашний день - лишь память сегодняшнего, а завтрашний - его мечта.
И то, что поет и мыслит в вас, все еще пребывает в том первом мгновении, которое рассыпало звезды в пространстве.
Кто из вас не чувствует, что его любви беспредельна?
Но кто при этом не чувствует, что сама
любовь, хотя и беспредельна, заключена в центр
его естества, а не тянется вереницей любовных
мыслей и деяний?
И разве время не подобно любви - неделимой
и неизмеримой?
Но если в своих мыслях вы должны отмерять
время по временам года, то пусть каждое из них
объемлет все другие.
И да обнимет сегодняшний день: прошедшее-
Памятью, будущее - страстным влечением!"
И просил один из
старейшин города: "Скажи нам о Добре и Зле" .
И он ответил: "О добре в вас могу я говорить, но не о зле.
Ибо что есть зло, как не добро, терзаемое
голодом и жаждой.
Воистину, когда добро терпит голод, оно
разыскивает пищу даже в темных пещерах, и,
когда оно жаждет, то не гнушается и затхлой водой.
Вы добры, когда вы одно с самим собою.
Но и когда вы не одно с собою, вы не злы.
Ибо поделенный дом - не прибежище воров;
это всего лишь поделенный дом.
И корабль без кормила может бесцельно
блуждать среди коварных островов, но так и не
пойти ко дну.
Вы добры, когда стараетесь дать от самих себя.
Но вы не злы, когда ищете пользы для себя.
Ибо когда вы рассчитываете извлечь пользу,
вы всего лишь корень, что льнет к земле и сосет ее грудь.
Истинно, плод не скажет корню: "Будь таким, как я, -
спелым, сочным и вечнодающим от своего изобилия".
Ибо для плодов давать - потребность, как
получать - потребность для корня".
Вы добры, когда говорите, полностью пробудившись от сна.
Но вы не злы и когда спите, а язык ваш болтает попусту. И даже косноязычие может укрепить слабый язык.
Вы добры, когда твердо идете к своей цели уверенной поступью.
Но вы не злы, когда идете к ней хромая.
Даже те, кто хромает, не идут вспять.
Но вы, сильные и быстрые, не притворяйтесь хромыми
перед хромым, полагая это благонравием.
Нет числа примерам вашей доброты, но вы
не злы и тогда, когда вы не добры,
Вы лишь бездельничаете и ленитесь.
Жаль, что олени не могут научить черепах проворству.
В вашем стремлении к вашей сущности исполина лежит ваша доброта: и такое стремление во всех вас.
Но у некоторых это стремление - бурный поток, что мчится к морю, неся тайны горных склонов и песни леса.
А в других - это мелкий ручей, что теряется в излучинах, петляет и иссякает прежде, чем достигнет моря.
Но пусть тот, кто жаждет многого, не
говорит тому, кто довольствуется малым: "Почему
ты медлишь и колеблешься?"
Ибо истинно добрый не спросит нагого: "Где твоя одежда?" - и не спросит бездомного: "Что сталось с твоим жильем?"
Потом просила
жрица: "Скажи нам о Молитве".
И сказал он в ответ: "Вы молитесь, пребывая в горе и нужде; о,
если бы вы молились также в полноте своей радости и во дни изобилия!
Ибо что есть молитва, как не распространение ваше в живом эфире?
И если вы не обретаете утешение в излиянии своего мрака в пространство, то вы обретаете радость в излучении зари своего сердца.
И если душа ваша позовет вас на молитву, когда вы плачете, она будет подвигать вас вновь и вновь, пусть даже когда вы и плачете, пока вы не станете смеяться.
Творя молитву, вы поднимаетесь, чтобы
встретить в воздухе тех, кто молится в этот час
и с кем вы можете повстречаться лишь во время
молитвы.
Потому входите в тот незримый храм лишь
ради экстаза и сладостного общения.
Ибо если вы войдете в храм лишь для того, чтобы просить, то не получите.
Если вы войдете в него унижать себя, вы не будете возвышены. И даже если вы войдете в него просить добра для других, вы не будете услышаны.
Довольно того, что вы входите в храм незримый.
Я не могу научить вас творить молитву из слов.
Бог слышит ваши слова, лишь когда он сам изрекает их вашими устами.
И не могу я научить вас молитве морей, лесов и гор.
Но вы, рожденные горами, лесами и морями, можете найти их молитву в своем сердце.
Стоит вам вслушаться в ночную тишину, и вы услышите, как они говорят в безмолвии:
"Господь наш, наша окрыленная сущность,
Это Твоя воля в нас волит.
Это твое желание в нас желает.
Это твое побуждение в нас превращает наши ночи, которые принадлежат Тебе, в дни, которые тоже Твои.
Мы не можем просить Тебя ни о чем, ибо
Тебе ведомы наши нужды прежде, чем они родятся в нас:
Ты - наша нужда; и, давая нам больше от себя, Ты даешь нам все"".
Тогда вышел
вперед отшельник, который бывал в городе раз в году, и просил: "Скажи нам об Удовольствии".
И ответил он: "Удовольствие - это песнь свободы, но не свобода.
Это цвет ваших желаний, но не их плод.
Это глубина, взывающая к высоте,
Но не глубь и не высь.
Это пленница в клетке, расправляющая крылья,
Но не бесконечное пространство.
Да, воистину, удовольствие - это песнь свободы.
Я бы с радостью услышал, как вы поете ее от всего сердца, но я бы не хотел, чтобы вы утратили свое сердце в этом пении.
Есть среди вас юноши, которые ищут одного - удовольствия, а их судят и укоряют.
Я не стал бы ни судить их, ни укорять. Пусть они ищут. Ибо они найдут не одно лишь удовольствие;
Семь у него сестер, и даже самая меньшая из них прекраснее удовольствия.
Разве не слыхали вы о человеке, что искал в земле коренья, а нашел сокровище?"
И есть среди вас старцы, которые вспоминают удовольствия с сожалением, как ошибки, совершенные в опьянении.
Но сожаление - это помрачение ума, а не наказание для него. Им стоило бы вспоминать о удовольствиях с благодарностью, как о летнем урожае.
Но если их утешает сожаление, пусть они утешатся.
И есть среди вас те, что не столь молоды, чтобы искать, и не столь стары, чтобы вспоминать.
В своем страхе перед поиском и воспоминанием они сторонятся всех наслаждений, дабы не пренебречь духом и не оскорбить его.
Но даже их воздержание приносит им удовольствие.
Так и они находят сокровища, хотя дрожащими руками ищут в
земле коренья.
Но скажите мне, кто может оскорбить дух?
Разве оскорбит соловей тишину ночи или светляк - звезды?
И разве ваше пламя и ваш дым отяготят ветер?
Или вы думаете, что дух - это тихая заводь, которую можно всколыхнуть посохом?
Нередко, отказывая себе в удовольствии, вы лишь откладываете желание в тайники своего естества.
Кто знает, быть может то, что упущено сегодня, ждет завтрашнего дня?
Даже ваше тело знает, что ему завещано, знает, в чем оно нуждается по праву, и его не обманешь.
А тело ваше - арфа вашей души.
И вы вольны извлечь из нее нежную музыку или нестройные звуки.
И сейчас вы вопрошаете в своем сердце: "Как различить нам, что есть благо в удовольствии и что не есть благо?"
Пойдите в свои сады и поля и вы узнаете, что для пчелы собирать нектар с цветка - удовольствие.
Но и для цветка удовольствие - давать нектар пчеле.
Ибо для пчелы цветок - источник жизни,
А для цветка пчела - вестник любви.
И для обоих - пчелы и цветка - приносить и получать удовольствие есть и потребность, и экстаз.
Народ Орфалеса, уподобься в своих удовольствиях цветам и пчелам".
И просил поэт:
"Скажи нам о Красоте".
И он ответил: "Где вы будете искать красоту и как вы ее найдете, если не она сама станет для вас и путем, и вожатым?
И как вам говорить о ней, если не она будет ткачом вашей речи?
"Красота ласкова и нежна, -
говорят огорченные и обиженные. -
Как молодая мать, чуть смущаясь своей славы, ступает она среди нас".
"Нет, красота грозна и могущественна, - говорят пылкие.
Как буря, сотрясает она землю под нами и небо над нами".
Говорят усталые и утомленные: "Красота подобна нежному шептанию. Она говорит в нашем духе. Ее голос отступает перед нашим молчанием,
как слабый свет, что дрожит в страхе перед тенью".
Но беспокойные говорят: "Мы слыхали, как она кричала в горах. И вместе с ее криками раздавался топот копыт, хлопанье крыльев и
львиный рык".
Ночью говорят городские стражники: "Красота взойдет с зарей на востоке".
В полдень говорят труженики и путники: "Мы видели, как она склонилась над землей из окон заката".
Зимой говорят занесенные снегом: "Она придет с весной, шагая по холмам".
И в летний зной говорят жнецы: "Мы видели, как она пляшет с осенними листьями, видели хлопья снега в ее волосах".
Все это сказали вы о красоте.
Однако говорили вы не о ней, а о своих неутоленных потребностях,
Ибо красота - не потребность, а экстаз.
Это не жаждущие уста и пустая протянутая рука,
Но пламенное сердце и очарованная душа.
Это не образ, что вам хотелось бы видеть, и не песня, что вам хотелось бы слышать.
Но образ, который вы видите, даже если сомкнете глаза, и песня, которую вы слышите, даже если закроете уши.
Это не смола в складках морщинистой коры и не крыло, сросшееся с когтем.
Но вечноцветущий сад и сонм вечнолетящих ангелов.
Народ Орфалеса! Красота есть жизнь, снимающая покров со своего святого лика.
Но жизнь - это вы, и покров - это вы.
Красота есть вечность, глядящаяся в зеркало.
Но вечность - это вы, и зеркало - это вы".
И просил старый
жрец: "Скажи нам о Религии".
И он сказал: "Разве говорил я сегодня о чем-то ином?
Не есть ли религия все дела и помышления,
А также то, что не есть дело и помысел, но изумление и удивление, вечно возникающее в душе, даже когда руки обтесывают камень или
трудятся за ткацким станом?
Кто может отделить свою веру от своих поступков или свои убеждения от занятий?
Кто может простереть свое время перед собой, говоря:
"Это для Бога, а это для меня; это для моей души, а вот это - для тела?"
Все ваши часы - крылья, своими взмахами рассекающие пространство.
Лучше бы наг был тот, кто облачается в свою мораль, как в лучшие одежды.
Ветер и солнце не причинят вреда его коже.
И тот, кто в своем поведении следует этике, заточает свою певчую птицу в клетку.
Самая свободная песня не пройдет сквозь железные прутья и проволоку.
И тот, для кого богослужение - окно, которое отворяют и затворяют, еще не бывал в доме своей души, чьи окна - от зари до зари".
Ваша каждодневная жизнь-ваш храм и ваша религия.
Когда бы вы ни вошли в него, берите все свое с собой.
Берите плуг и горн, молот и лютню,
Те вещи, что вы сделали по необходимости или для удовольствия.
Ибо в мечтаниях вы не можете ни подняться выше своих успехов, ни пасть ниже своих неудач.
И берите с собой всех людей:
Ибо, поклоняясь, вы не можете ни взмыть выше их надежд, ни опуститься ниже их отчаяния.
И если бы вы познали Бога, вам не пришлось бы разгадывать загадки.
Посмотрите вокруг, и вы увидите, как Он играет с вашими детьми.
Посмотрите в пространство, и вы увидите, как Он ступает по облакам, простирает руки-молнии и нисходит дождем.
Вы увидите, как Он улыбается в цветах, поднимается и машет руками в деревьях".
Потом заговорила
Алмитра: "Теперь скажи нам о Смерти".
И он ответил: "Вам хочется узнать тайну смерти. Но где вы найдете ее, как не в сердце жизни?
Сова, чьи глаза плененные ночью, слепы днем, не может снять покров с
таинства света.
Если вы подлинно хотите узнать дух смерти, распахните свое сердце перед плотью жизни.
Ибо жизнь и смерть едины, как едины река и море.
В глубине ваших надежд и желаний лежит молчаливое знание запретного;
И, как семена, спящие под снегом, ваше сердце видит сны о весне. Верьте снам, ибо в них скрыты врата в вечность.
Ваш страх перед смертью - лишь трепет пастуха, стоящего перед царем, который вскоре возложит на него руку в знак милости.
Разве в трепете пастуха не таится радость оттого, что он будет отмечен царем?
Но разве не трепет беспокоит его всего более?
Ибо что значит умереть, как не встать нагим на ветру и растаять на солнце?
И что значит перестать дышать, как не освободить дыхание от его беспокойных приливов и отливов, чтобы оно могло подняться, расшириться и безвозбранно искать Бога?
Лишь тогда вы будете петь по-настоящему, когда изопьете из реки молчания.
Лишь когда вы достигли вершины горы, вы начали восхождение.
И лишь тогда вы исполните свой подлинный танец,
когда земля потребует к себе вашу плоть".
И вот настал вечер.
И сказала Алмитра, прорицательница: "Да будет благословен этот день,
это место и дух твой, что говорил нам".
И ответил он: "Разве это я говорил? Не я ли был и внемлющим?"
Потом он спустился по ступеням храма, и весь народ последовал за ним. Он дошел до своего корабля и встал на палубе.
И, возвысив свой голос, он обратился к народу:
"Народ Орфалеса, ветер велит мне покинуть тебя.
И, хотя я не так спешу, как ветер, все же я должен идти.
Мы, путники, вечно ищущие пустынных дорог, никогда не начинаем день там, где закончили предыдущий; и восход солнца никогда не застает нас там, где нас покинул закат.
Мы в пути даже тогда, когда земля спит.
Мы семена живучего растения, и, как только мы достигаем зрелости и сердца наши переполняются, ветер подхватывает нас и рассеивает.
Коротки были мои дни среди вас, но еще короче слова, что я сказал.
Но если мой голос затихнет у вас в ушах и моя любовь изгладится из вашей памяти, я приду вновь.
И с сердцем, более полным, и устами, более воздающими духу, буду я говорить.
Да, я вернусь с приливом,
И, хотя смерть может скрыть меня и большая тишина может объять
меня, все же я вновь буду искать вашего понимания.
И не вотще буду я искать.
Если что-нибудь из сказанного мною есть истина, то эта истина откроется более зычным голосом и словами более созвучными вашим мыслям.
Я ухожу с ветром, народ Орфалеса, но я не кану в пустоту;
Если в этот день не суждено сбыться вашим нуждам и моей любви, то пусть он остается обещанием, пока не настанет другой день.
Меняются нужды человека, но не его любовь, и он неизменно жаждет, чтобы любовь утолила его нужды.
Потому знайте, что я вернусь из большего безмолвия".
Туман, что тает на рассвете и оставляет лишь росу в полях, поднимется,
соберется в облако и упадет дождем.
И я был подобен туману.
В ночной тиши бродил я по вашим улицам, и дух мой входил в
ваши дома,
Биение вашего сердца было в моем сердце, и ваше дыхание - на моем лице, и я знал всех вас.
Да, я знал вашу радость и вашу боль, и, когда вы спали, ваши сны были моими снами.
Часто я был среди вас озером среди гор.
Во мне отражались ваши вершины, и пологие склоны, и даже проходящие стада ваших мыслей и желаний.
В мою тишину с ручьями врывался смех ваших детей и с реками - страсть ваших юношей.
И, достигнув моей глубины, ручьи и реки все же не переставали петь. Но нечто более сладостное, чем смех, и более великое, чем страсть, пришло
ко мне.
То было беспредельное в вас;
Великан, в котором все вы - лишь клетки и мускулы;
Тот, в песне которого ваше пение - всего лишь беззвучный трепет.
Именно в этом великане вы велики,
Глядя на него, я увидел и полюбил вас.
Ибо каких далей, которых нет в этой великой сфере, может
достичь любовь?
Какие видения, ожидания и помыслы может вызвать этот полет?
Этот Великан в вас подобен исполинскому дубу, усыпанному
яблоневыми цветами.
Его сила связывает вас с землей, его аромат поднимает
вас в пространство и в его несокрушимости вы бессмертны.
Вам сказали, что будь вы цепью - вы слабы, как ваше слабейшее звено.
Но это лишь наполовину истина. Вы и крепки, как ваше крепчайшее звено.
Оценивать вас по самому малому из ваших дел - значит измерять силу океана по хрупкости его пены.
Судить о вас по вашим неудачам - значит возлагать вину на времена года за их непостоянство.
Да, вы подобны океану,
И, хотя севшие на мель корабли ждут прилива у ваших берегов, вы,
даже если вы океан, не можете торопить свои приливы.
Еще вы подобны временам года,
И, хотя зимой своей вы отрицаете свою весну,
Весна, покоясь в вас, улыбается в дреме и не таит обиды.
Не думайте, что я сказал это, чтобы вы говорили друг другу: "Он воздал нам хвалу. Он видел в нас лишь доброе".
Я лишь называю словами известное вам самим в мыслях.
Но что есть знание, облеченное в слово, как не тень бессловесного знания?
Ваши мысли и мои слова - волны, расходящиеся от запечатанной
памяти, которая хранит наши минувшие дни,
И те давние дни, когда земля не знала ни нас, ни саму себя
И те ночи, когда земля пребывала в смятении.
Мудрые люди приходили дать вам от своей мудрости.
Я пришел взять вашу мудрость.
И вот я нашел большее, чем мудрость.
Это пылающий дух в вас, все более распаляющийся,
Пока вы, не замечая его возрастания, сетуете на угасание ваших дней.
Это жизнь, ищущая жизни в телах, которые страшатся могилы.
Здесь нет могил.
Эти горы и равнины - колыбель и ступени.
Всякий раз, как вы проходите мимо поля, где покоятся ваши предки, вглядитесь и вы увидите самих себя и детей ваших, пляшущих, взявшись за
руки.
Истинно, часто вы веселитесь, не ведая того.
Другие приходили к вам; за золотые обещания, ставшие вашей верой, вы дали им лишь богатство, власть и славу.
Я дал вам меньше, чем обещания, но вы были куда щедрее ко мне.
Вы дали мне более сильную жажду жизни.
Воистину нет большего дара для человека, чем тот, что превращает все его цели в запекшиеся губы, а всю жизнь - в нескудеющий родник.
И в том моя честь и награда, что, когда бы я ни пришел к роднику напиться, я вижу, что чистая вода сама жаждет;
И она пьет меня, пока я пью ее.
Иные из вас считали, что я горд и слишком робок, чтобы принимать дары.
Да, я слишком горд, чтобы принимать плату, но не дары.
И хотя я кормился лесными ягодами среди холмов, когда вы могли усадить меня за стол,
И спал на галерее храма, когда вы с радостью приютили бы меня,
Все же разве не ваша нежная забота о моих днях и ночах делала еду
сладкой для моих уст и окутывала мой сон видениями?
Вы даете много, вовсе не ведая о том,
И я благословляю вас за это более всего.
Истинно, доброта, которая смотрится в зеркало, обращается в камень.
Некоторые из вас называли меня нелюдимым, опьяненным собственным одиночеством.
И вы говорили: "Он держит совет с лесными деревьями, но не с
людьми. Одиноко сидит он на вершинах холмов и смотрит на наш город".
Верно то, что я поднимался на холмы и бродил в отдалении.
Как еще было увидеть вас, если не с высоты и не издалека?
Как можно быть воистину близко, не будучи далеко?
А другие из вас звали меня, но безмолвно, и говорили:
"Незнакомец, возлюбивший недостойные выси, почему ты живешь среди вершин, где орлы вьют гнезда?
Почему ищешь ты недосягаемое? Какие бури хотел бы ты поймать
в свои сети и за какими призрачными птицами охотишься в небе?
Приди и будь одним из нас. Спустись, насыть свой голод нашим хлебом и утоли жажду нашим вином".
В одиночестве своих душ говорили они эти слова;
Но будь их одиночество глубже, они бы знали, что я искал лишь секрет вашей радости и вашей боли и охотился лишь за вашей большей сущностью, что странствует в небесах.
Но охотник был и добычей;
Ибо многие стрелы покинули мой лук лишь затем, чтобы вонзиться в мою грудь.
И кто летал, тот и ползал;
Ибо когда я расправлял свои крылья под солнцем, их тень на земле была черепахой.
И я, верующий, предавался сомнению;
Ибо часто я влагал перст в свою рану, чтобы более поверить в вас и
лучше узнать вас.
И вот с этой верой и знанием я говорю:
Вы не заточены в свои тела, и вас не удержат дома и поля.
Все, что есть вы, обитает над горами и странствует с ветром.
Это не тварь, выползающая на солнце погреться или роющая ходы во тьме, чтобы укрыться от опасности,
Но нечто свободное, дух, который объемлет землю и движется в эфире.
Если эти слова туманны, не пытайтесь прояснить их.
Смутно и туманно начало всех вещей, но не конец их,
И я буду рад, если вы будете помнить меня как начало.
Жизнь и все живое зарождается в тумане, а не в кристалле.
И кто знает, может, кристалл - это рассеивающийся туман?
Мне хочется, чтобы, вспоминая обо мне, вы помнили:
То, что кажется в вас самым слабым и смутным, - самое сильное и ясное.
Разве не ваше дыхание подъяло ваши кости и укрепило их?
И разве не сон, которого никто из вас не помнит, построил ваш город и придал облик всему, что в нем есть?
Если бы вы только могли видеть приливы того дыхания, вы перестали бы видеть все другое.
И если б вы могли слышать шепот того сна, вы не смогли бы слышать иные звуки.
Но вы не видите и не слышите, и это хорошо.
Пелену, что застилает ваши глаза, поднимут руки, которые ее соткали, и глину, что закрывает ваши уши, вынут пальцы, которые ее замешивали.
И тогда вы увидите.
И тогда вы услышите.
Вы не будете жалеть о том, что познали слепоту и раскаиваться в том, что были глухи.
Ибо в тот день вы узнаете сокровенные цели всех вещей.
И вы благословите тьму, как благословляли свет".
Сказав это, он посмотрел вокруг и увидел, что кормчий его корабля стоит у руля и смотрит то на поднятые паруса, то вдаль.
И он сказал: "Терпелив капитан моего корабля.
Веет ветер и неспокойны паруса;
Даже руль просит дать ему направление.
Но спокойно ждет вожатый, когда я умолкну.
И матросы, которые слышали хор великого моря, терпеливо слушали меня.
Теперь им не нужно больше ждать. Я готов.
Ручей достиг моря, и вновь великая мать прижимает своего сына к груди".
Прощай, народ Орфалеса!
Этот день подошел к концу.
Он закрывается перед нами, как водяная лилия перед своим завтрашним днем.
То, что нам было дано здесь, мы сохраним,
И если этого будет мало, мы снова соберемся вместе и вместе протянем руки к дающему.
Не забывайте, что я вернусь к вам.
Еще мгновение, и моя страсть соберет песок и пену для другого тела.
Еще мгновение, минута покоя на ветру, и другая женщина родит меня.
Прощай, народ Орфалеса, и юность, что я провел с тобой.
Лишь вчера мы встретились во сне.
Вы пели мне в моем одиночестве, и я из ваших страстных стремлений построил башню в небе.
Но вот сон прошел, сновидение закончилось и минула заря.
Полдень над нами. Наше полупробуждение превратилось в ясный день, и нам пора расставаться.
Если в сумерках памяти нам суждено встретиться еще раз, мы вновь заговорим, и вы споете мне более проникновенную песнь.
И если в другом сне встретятся наши руки, мы построим другую башню в небе.
Сказав так, он дал знак морякам; те тотчас подняли якорь, корабль отдал швартовы, и они двинулись на восток.
Как из единого сердца, крик вырвался у народа, и поднялся в сумрак, и разнесся над морем, словно могучий глас трубы.
Лишь Алмитра молчала, провожая взглядом корабль, пока он не исчез в тумане.
И, когда народ разошелся, она все еще одиноко стояла на берегу, вспоминая в своем сердце его слова:
"Еще мгновение, минута покоя на ветру, и другая женщина родит
меня".
|
(с) МЦСИТ "Ритамбхара" 2000 |